Франсин Риверс - Царевич[The Prince]
Ионафану не хотелось делиться опасениями ни с Авен — Езером, ни с кем–нибудь из своих людей, но мать всегда готова была его выслушать.
— Ничего не поделаешь, сынок, остается только ждать. Давид один, с ним лишь несколько людей. Он быстрее отца с его отрядом. Царь его не догонит.
— Надеюсь, что так.
— Твой отец не сдастся так легко. Из–за пророчества Самуила у него есть причина страшиться и подозревать всякого, кто приобретает влияние. Давиду хватило одного–единственного камушка, чтобы вознестись на вершину, и каждая победа только добавляла ему популярности.
— Это Бог даровал ему успех, мама.
— Да — к еще большей досаде отца. Вряд ли стоит напоминать, что на карту поставлено и твое будущее, Ионафан.
— Будущее мое — в Божьих руках, мама. Только Он властен над ним.
Она изучала его лицо. — Ты должен взять бразды правления в отсутствие царя, Ионафан. Понимает это Саул или нет, он оставил нас без защиты от врага.
Никто не сознавал этого лучше Ионафана. — Гива хорошо укреплена. — И он уже разослал приказ всем сторожевым отрядам пристально следить за всеми передвижениями филистимлян.
— Ты не можешь предоставлять все царским советникам. Кто они такие? Что они из себя представляют? Ты — его старший сын. Ты в почтении у народа. Ты храбро бился в сражениях, и Бог был с тобой. Ты честен, отважен и смел.
— От такой лести я краснею.
— Это не просто гордость матери. У тебя благо родное сердце, сын мой. — Она накрыла его руку своей. — Если с отцом что–нибудь случится, ты будешь править, хочешь ты того или нет. — Глаза ее засветились. — И тогда Израиль узнает, что значит иметь воистину великого царя!
— Мама, когда–то у нас был самый великий царь на всей земле. Господь Бог Израиля был нашим царем. И Он отверг Саула. Не стоит возлагать на меня надежд, мама. Династии не будет.
Она покачала головой.
— Ионафан, Ионафан. — Глаза матери увлажнились. — Господь отверг твоего отца. Тебя — не отвергал.
* * *Вестник был мертвенно бледен, по лицу сбегали струйки пота.
— Я пришел из Номвы. — Он дрожал. — Ахимелех мертв! Он мертв, и весь дом отца его, и все священники в Номве.
Ионафан вскочил на ноги. — Напали филистимляне?
— Нет, господин мой. Он опустил лицо к земле и не поднимал головы. — Царь приказал убить Ахимелеха и всю его родню. А потом — всех священников Господних.
— Нет! — Ионафана затрясло. — Не может быть. Нет! Саул не мог! Авенир не пошел бы на это! Никто не посмел бы так согрешить против Господа!
— Это не Авенир и не его люди, господин мой. Они отказались исполнить приказ царя, но вызвался Доик. Он убил восемьдесят пять мужей, в священнических одеждах! А потом предал мечу всю родню священников — даже женщин, отроков, детей. Даже грудных младенцев, и волов, и ослов, и овец. Все дышащее в Номве — он умертвил!
Ионафан зарыдал, разорвал одежды. Он пал на колени, бил себя по бедрам. Гнев и отчаяние переполняли его. Доик, этот негодяй, навлек позор на народ Божий! Кто кроме Идумеянина посмел бы поднять меч на священников и их семьи? Кто другой подчинился бы безумному царскому приказу и сотворил бы такое зло?
Его отец всю жизнь будет жалеть об этом. Это будет мучить его больше, чем потеря престола, потеря венца. Это будет преследовать его до последнего вздоха.
Терзаясь стыдом из–за отцовского повеления, Ионафан воздел руки к небу. — Да обратит Господь лицо свое против Доика! Да исчезнет сама память о нем с лица земли! Пусть дети его останутся сиротами, а жена вдовой! Да прервется его род, и изгладятся их имена в поколениях!
Даже когда из горла рвались проклятия, Ионафан не мог отделаться от мысли: как же любить царя, как служить царю, который повелел совершить такое злодеяние? Как я могу почитать этого человека? Я стыжусь, что кровь его течет в моих жилах!
Закон разбивал ему сердце, выжигал душу. Закон велел почитать, он не говорил, что отец должен быть достоин почтения.
— Боже!!!
Как теперь надеяться на милость? Как надеяться на прощение царю, который убивает священников? На что надеяться его народу?
* * *Царь Саул возвратился в Гиву под покровом ночи и на следующее утро приступил к своим обычным обязанностям.
Авенир казался постаревшим на много лет. — Теперь народ боится Саула. Они боятся его больше, чем любят Давида.
— Господа надо бояться. — Ионафан отвернулся. Он не мог смотреть на отца. Пока не мог.
Он уединился. Читал Закон, и, когда уже не сумел разомкнуть глаз, заснул со свитком в руке.
Соглядатаи донесли, что Давид скрывается в огромной, хорошо защищенной пещере Одолламской. Туда пришли к нему его братья и вся отцовская родня. Присоединились и другие, слышавшие о том, что сделал Саул со священниками из Номвы и их семьями. К Давиду стекались должники, недовольные, разбойники, мародеры. Примкнуло к нему даже целое колено — колено Гадово.
Ионафан непрестанно молился, чтобы Давид устоял в вере в Бога и во всех обстоятельствах поступал правильно, что бы ни творил Саул и что бы ни советовали ему его сподвижники.
Укрепи Давида силой Твоей, Господь. Как иначе он удержит этих людей, чтобы им не сделаться хуже филистимлян? Боже, пусть это время будет для него школой веры. Дай ему мудрость и мужество выстоять! Что бы ни делал мой отец, помоги Давиду остаться верным и блюсти Твой совершенный Закон! Господь, не дай ему согрешить против Тебя!
Саул свирепствовал. — Мои враги умножаются с каждым днем!
Когда к Давиду бежало несколько вениамитян, страх Саула усилился. Каждое утро он вызывал Ионафана к себе и не спускал с него глаз. Неужели его предадут свои же?
— Ты ведь не оставишь меня? Ты — мой сын, наследник престола. Ты и Авенир — единственные, кому я могу доверять!
Ионафану было его жаль.
Мелхисуа и Аминадав, теперь уже сами воины, находились рядом с царем. Хоть и приходились они ему родными братьями, у него не было с ними той истинной душевной близости, какую он испытывал с Давидом. Они видели в Боге своего врага и страшились Его суда. Он пытался пробудить в них интерес к Закону, но им всегда было «не до этого». Они стремились на поле брани — прославить Саула и прославиться самим. И, подобно отцу, не понимали истины: победа приходит от Господа!
А мать лежала на смертном одре умирающая, снедаемая стыдом. Она не хотела больше жить и никого не пускала к себе — одного только Ионафана.
— Я рада, что у него есть Рицпа. Призови он меня, я послала бы сказать ему, что никогда больше в жизни не желаю видеть его лица! — Ионафан навещал ее каждый день, пока был дома. А потом его послали воевать с филистимлянами. Когда он возвратился, мать была мертва. Он так и не узнал, не наложила ли она на себя руки. И никогда не спрашивал об этом.
Саул горевал.
— Твоя мать хотела, чтобы ты женился, Ионафан. Ты должен.
Ионафан не хотел, чтобы невесту искал отец. Он не возьмет в жены ни идолопоклонницу, ни дочь другого колена — только вениамитянку. Она должна быть девственницей и иметь веру. Он знал, кого выбрала мать: она подходила ему во всех отношениях. Рахиль была из колена Вениаминова, и очень благочестива. Ее не прельщали ни идолы и ворожба, ни драгоценности и развлечения — в отличие от Мелхолы и многих других.
— Я женюсь на Рахили, отец.
— На Рахили? Кто такая Рахиль?
— Она ходила за матерью последние два года. — Понятно, царю было не до того, чтобы навещать свою царицу. — Родственница по материнской линии.
— Твоя мать происходит из рода простых крестьян.
— Какими были мы все, пока ты не стал царем. И жили счастливее, чем сейчас.
Глаза Саула сузились. — Мы найдем тебе пару получше, чем дочь какого–то бедняка. Ты же, в конце концов, царский сын. И в один прекрасный день станешь царем.
Ионафан устал от притязаний Саула укрепить этой женитьбой какой–нибудь стратегический союз. Он женится в согласии с Законом, чтобы угодить не отцу, а Богу.
— Отец, Закон в этом вопросе предельно ясен, и я не рискну навлечь еще больший гнев Божий на наш дом, взяв себе жену не из колена Вениаминова.
Саул нахмурился.
— Пожалуй, ты прав. — Он улыбнулся. — Ее отец должен быть вне себя от счастья. А нам не придется возиться с брачным выкупом. Хватит с них и года освобождения от податей.
— Надеюсь, ты будешь щедрее, господин мой.
— Ладно, два года. Это более чем щедро.
— А сколько лет ты дал семейству Рицпы? — Спокойствие в голосе нелегко далось Ионафану.
Саул вперил в него огненный взгляд, лицо его налилось кровью. — Ты смеешь упрекать меня?
Чем богаче становился его отец, тем крепче держался за свою мошну. Народ изнемогал под бременем налогов, на которые Саул содержал и вооружал армию — а царь не отказывался ни от одного из своих удовольствий. Зато осыпал все новыми дарами и привилегиями советников и царедворцев. Надеялся купить верность? Похотям человеческим никогда не будет конца!
![Франсин Риверс - Царевич[The Prince]](/uploads/posts/books/270221/270221.jpg)
